kezhma.com

Мой папа, Андрей Николаевич Косолапов, родился в Мозговой 6 августа 1929 года. Самый первый известный наш предок – это Клим Косолапов. Родился он в 1688, в 1735 году уже жил в Мозговой. Сам он был разночинцем, а дети уже перешли в разряд пашенных крестьян. Известно, что он был сослан Илимским воеводством. Но за что и когда именно - установить не удалось. Делал я запрос в РГАДА. Получил ответ на трех листах с одним выводом: точно можно сказать, что был разночинцем и в 1735 году уже жил в Мозговой, но когда и за что сослан - неизвестно. Таких документов обнаружить не удалось. Позднее удалось узнать, что проходил он отбор для второй Камчатской экспедиции, но не был взят.
У папы в семье был брат и три сестры. Татьяна, 1919 года рождения. Михаил, 1921 года рождения. Мария, 1927 года рождения. Младше папы Антонина, 1932 года рождения.
Папу в детстве звали Люсей. Наиболее правдоподобная версия - так его звала сестра Мария, вот и прицепилось. Прицепилось надолго. Кто в детстве звал его Люсей, так и продолжал уже взрослого так же звать. Когда пришло время призыва в армию, приехал секретарь, спрашивает Андрея Косолапова. Ему говорят - такого нет Он и уехал. Потом приехал повторно.

Отец его, Николай Миронович, остался сиротой. Когда ему было 4 года, умер отец, когда 6 лет - умерла мать. Воспитывался он в семьях старших братьев – Дмитрия и Кирьяна. Мама у папы Феоктисья Ивановна Брюханова из Аксеново. Историю их женитьбы я писал, повторяться не стану.

Детские игры.
Играли в лапту. 9 палочек 12 – 15 см клали на доску. Доску на бревешко. Ударяли по доске, палочки разлетались и прятались. Игра кол - забивали кол колотушкой деревянной. Галящий вытаскивает кол, но оставляет в гнезде. В это время все разбегаются и прячутся. Если галящий зазевался, то могут подбежать и забить глубже. Играли в бабки. Использовали кость лося или оленя. Били об стенку. Если четверть бабки доходит до чужой, то её забирает тот, кто ударял. В бабки играли ещё по-другому. На линии лежали монеты, в них кидали сохач (бабка, в которой сточен низ, сделана дырка, внутри заливали расплавленную дробь, чтобы сделать её тяжелой) Если он оставался на боку, то бить нельзя, бил другой. Деньги после разбивания переворачивали, ударяя крупной монетой (бильдой).
Играли в городки. Была игра «колюкальцы». После считалки выбирали галящего, закрывали ему глаза, в это время все разбегались и прятались. Считал до десяти, снимал повязку и шёл искать. В карты играли – в чишунью , пять листков (разновидность дурака), подкидного дурака.
Жили на малой речке. В доме, который построил дед папы – Мирон Дмитриевич. Перед войной, когда семья была в Ванаваре, дом перевезли на Большой остров для полевого стана. Дом был большой. Была отдельная комната для трактористов и отдельная комната для маслодела и кладовщика. Тетя Маша даже впоследствии работала маслоделом в родном доме, который уже не был своим.
Купались на Ангаре, в малой речке редко - очень холодно. Трусов не было. Чаще купались отдельно, но иногда и вместе. Парни раздевались до гола, прикрывались и бегом в реку. Девчонки купались в платьях Бани стояли вдоль речки. Обычно ходили раз в неделю. Напарившись в бане, выбегали и ныряли в малую речку, там был омут метра два глубиной – аж обжигает. Когда речка замерзала, прыгали в снег. Делали это каждую баню.


Зимой - лыжи. Коньки-снегурки – катались только на свежем льду, потом было много снега, не чистили. Не хватало терпенья. Снегурки – палки на валенках. Кто-то дал ледянки – беговые. Потом на лыжи, коньки были заброшены. На лыжах всю зиму. Катались, выискивали покруче горки. Со «лба» никто не катался. Лоб - это самая высокая часть горы в Мозговой. Первый раз скатился в возрасте лет пятнадцати. Выкатывались к поскотине. Прясла разобрали. Скатился не с первого раза, сначала с половины, потом выше и все выше. Образовалась лыжня, раскатывали, докатывался до лугов. Катался на самодельных лыжах . Лет 12 было. Военком собрал мужиков 10, и все пошли круг по реке до Федугиного ручья. Что-то вроде пробы, как ходить на лыжах, и папа один из пацанов с ними. Прошел с ними 4–5 км . Вспоминается и такой случай. Лет 15 уже было. Сергей Антипин имел черные большие лыжи, называли их финские. Обрыв крутой был у молельного дома (ошибочно называют церковью)
Отец говорит: «мне бы такие лыжи, дак я бы прокатился»
Сережка: «давай, если прокатишься и не упадешь - твои лыжи»
Отец прокатился и на речку выкатился до конца и не упал. Но Сергей стал отбирать, но пацаны, свидетели, не отдали, и так эти лыжи и достались. Катался на них до взрослого возраста.

В сапогах в Мозговой не ходили. У мужиков были бродни - сшитые до середины голени черки кожаные. Из желтой кожи. Голень охватывала свободно, подошва из сохатых шкур - толстая кожа . На голяшку брали с живота сохатого, там тонкая кожа и мягкая. На морозе кожа не замерзала. Рукавицы чаще делали из оленьей, но могли и сохатиную брать. Срезали дермис, и поэтому получались мягкие. Внутрь вставляли для тепла вязаные рукавицы из овчинной шерсти (исподки).

Мозговая была с той и другой стороны малой речки. Большая часть деревни с кежемской стороны речки. За речкой Мозговой стояло 5 домов с одной стороны, посередине дорога, и 6 – 7 домов к Ангаре. Постоянного моста через малую речку не было до самой войны. До этого ставили временный мост для пешеходов. На лошади переезжали вброд.
Вначале было два колхоза – на малой речке и основной «Культурная революция», а потом объединились. Как колхозы появились, так люди стали перебираться в основную часть Мозговой, и дома за малой речкой стали исчезать. Перед войной вся Мозговая уже была на одной стороне.
По рассказам мамы, отца в колхоз загоняли насильно. Например Василий Косолапов отказался идти в колхоз, упорствовал в этом и в итоге получил 10 лет известной 58-ой статьи (саботаж). Отсидел полностью, но так и не вошел в колхоз. Остался частным плотником. Сестра мамы отца , Ульяна Ивановна Семенова (Брюханова), с мужем имели много лошадей , из них только 12 ходили в обоз, возили груз в Ванавару. Признали их кулаками, хоть и не было у них батраков, забрали всех лошадей, коров, овец, упряжь, инвентарь. Сослали в Косой бык. Есть воспоминание её сына Ивана, как тяжело им там жилось. Можно почитать в интернете. Дом их перевезли в Кежму и использовали в качестве исполкома (правда, уже достраивали, не хватало площадей). Муж Ульяны Ивановны, Афанасий, был осужден по 58 статье как враг народа за случай, когда была пробита баржа с пшеницей, и часть пшеницы ушла в воду. Явно бытовой случай, но сделали политическим.
Приходили раскулачить и семью папы. Один милиционер и три члена комиссии (местные мозговские голодранцы). Отец их обматерил: «что вы пришли, кого, кулачить, детей моих кулачить?». На тот момент у них было только две лошади, самый необходимый минимум. Кобыла Манька и конь, который достался в истощенном виде от отступающей Белой армии. Выходили его, а лошадью он был удивительной – мог ходить по жердочке. Может и цирковой был. Послушал милиционер маты Николая Мироновича и увел голодранцев. Но в колхоз вступить пришлось. Папе ещё удалось боронить на Маньке, но уже как на колхозной лошади. Брат Николая Мироновича, Кирьян, чтобы в колхоз не вступать, уехал в Ванавару, плотничал.
Когда учился в 3 – 4 классе, приходил из школы, никогда уроки не делал кроме письменных, всё запоминал на уроке за учителем. Бросал сумку - и на лыжи – петли смотреть. Друг Степан Брюханов, другой друг Толя Антипин (умер от припадков) - с тем или с другим бегали.
Как-то сестра папы Таня бегала с подружкой на Ангару. Идут, а на льду проталины Выскочили две выдры и играют. Дети прибежали испуганные и говорят: «на льду черти» Отец папы схватил ружье и побежал, понял что за черти. Но когда прибежал выдры уже нырнули.
Однажды дед чуть не утонул. Было осенью – вода холодная. Возили груз с низов, с Проспихино в Кежму, на карбазе. Карбаз тащили лошадями по берегу. Через порог переплывали самостоятельно, потому что скалы, и лошади не могли тянуть, объезжали по берегу и затем снова тянули. Поднимали Аплинский порог, и карбаз перевернуло, на камень навалило и разбило. Деду попала доска и он зацепился за неё с одним мужиком. Пронесло весь Аплинский порог - это 800 метров (горизонт 3 метра 30 см скорость течение 12 км в час. В середине Кооператорская плита – теплоход «Кооператор» не смог поднять и понесло была плита и разбился и затонул и остался навсегда. )
Донесло до Гороховой шиверы – она прямая, их вынесло на шиверу . Тут дед и говорит: «что такое - никого нет? Да если на свете есть Бог, что он нас утопит? Что он не спасает нас?» После этих слов выплывает лодка на гребях, и спасли их. Спаслись только с мужиком, с которым держались за доску. Остальные утонули

В 1938 году семья переезжает в Ванавару. Была набрана бригада для строительства, в том числе и мой дед. Папа хорошо помнит этот переезд. Ехали через Чадобец. Ехали в кибитке, что была сделана из тканных половиков, которых в свою очередь ткали на краснах. По пути делали остановки. Как-то остановились. Был угор, катались с него на санках самодельных. Санки делали из сломанных полозьев саней Причем чаще брали новые, которые были забракованы для саней. Вдоль распиливали полоз, в полозе делали дырку под копыл (вертикальная стойка). Было четыре стойки, их стягивали талиной, завязали. Сверху сосновая доска. В доске дырки под копылы. Скатись вниз, идет мужик, испугались – медведь. Но это был зимовщик Полтев, уды ставил.
В Ванаваре всего 7 семей русских. Эвенки ездили на оленях, жили в юртах
Была шаманка сгорбленная, а собака по кличке Кукла запрыгнула ей на спину. Потом угождали ей. Угощали стряпней, давали выпить.
Приехало около 10 человек. Были ещё с других деревень. Дядя Кирьян запомнился, когда они строили школу. Были очень густые черные волосы. В Ванаваре был с семьей, приехал раньше нас. Жил уже в доме. Папина семья жила в бараке с мужиком из Фролово. Звали Иван, высокий, в очках. У него три сына и дочь. Семьи отделялись шторкой в бараке. Через год построили коровник , пока не было коровы жили в нем. Когда жили в хлеву, стояла печка буржуйка. Затем дед стал строить себе дом небольшой. Входишь - справа кухня и печь. В центре - зал. В середине стол стоял, скамейки. Леонид Кулик, исследователь тунгусского метеорита, был в этом доме. Деньги и бумаги держал на столе. Михаил возил воду на лошади с реки Подкаменная тунгуска. Возил для жителей Ванавары. Этим зарабатывал.
Выстроили школу двухэтажную, десятилетку, клуб большой а потом магазины не большие. Коров привозили с Мозговой вместе с ямщиками. В Ванавару ездили только зимой. Летом были большие топи. Дорогу по преданию построили эвенки. Их стали русские вытеснять с Ангары до следующей реки, до Подкаменной тунгуски. Дорога широкая – две повозки между собой разъедутся. Охотники расчищали и ухаживали - убирали упавшие деревья. Охотники заезжали до снега.
В 1940 вернулись в Мозговую. Отца папы заставили вернуться и строить межколхозную мельницу. Двухпостовная - два жернова . Поставили на речке на мозговской. Два колеса водяных диаметром метров шесть. На них надо было сделать кулаки (шестерни лествиничные). Всё правильно рассчитать с помощью циркуля и линейки. Дед был неграмотным, но справился с этим. Мельница простояла больше десяти лет. Сестра Таня уже обратно не поехала, вышла замуж за ветеринарного врача с Енисейска, работал в Ванаваре, лечил оленей.

Когда приехали с Ванавары нашего дома на малой речке уже не было. Увезли на большой остров, сделали с него полевой стан. Дали им дом, который был когда-то двухэтажным, когда был купеческим, потом колхозным, но был в запущении, первый этаж врос в землю и там разводили кроликов. Всё пришлось ремонтировать, чтобы сделать пригодным для жизни. И вместо первого этажа получился высокий подвал в котором можно было ходить стоя.

Отец папы работал в столярной мастерской колхоза. Была привычка – ходил, руки за спину, в руках топор. Брат Дмитрий был председателем артели. Его сын Мирон был председателем колхоза «Культурная революция». Видел одним глазом - бичем выбил – ослеп, глаз был на месте .
После четвертого класса папа уехал учиться в Кежму. В Мозговой была только начальная школа. «Жил у Арины Кыриной, родственница мамы, жила на Пролетарской. Её сын жил в Ванаваре, она жила одна. Я учился очень хорошо Но целый день почти голодный. Она уйдет и её нет . У неё были палати - там сушили одежду, обувь. Я там искал чтобы хоть сухарек найти. Вечером придет, покормит. Почему голодал, почему на обед не было еды не понимаю. Можно было и в интернате жить, там всё было организовано. Надоело это мне прибежал в Мозговую. Отец говорит:
- Ты че прибежал?
- Ну а что я там голодный буду? У меня уже желудок заболел
- Ну не хочешь учится и не надо Мама был против, хотела чтобы учился. Но больше не пошел в 5 класс. Пошел в четвертый класс снова, два года сидел в четвертом классе
А потом отца взяли на фронт – какая учеба» Пришлось учится уже взрослым.

Огород был около мозговской речки около 5 соток. Выращивали морковь, репу, капусту. Для картошки давали отдельно колхозную землю. Хоть сколько бери. Садили по много, кормили скот картошкой. Держали одну корову. Однажды брали поросенка на выкорм, но оказалось не выгодно и мяса было достаточно с охоты. Мама отца рыбачила. Сети ставили реже, чаще использовали поплавни, но уже с кем-то из односельчан.

Охота занимала очень важную часть жизни. Охотились все и с малых лет. Каждая семья имела свой участок в тайге для охоты. На участке стояло зимовье.
Поехал отец на охоту.
Зимовье было далеко – за Чадабцем , по ванаварской дороге. Сначала Кутахта 33 км. Затем до Чадабца 25 км. Потом Новенький 30 км, и потом идет Аян 28 км. Вот тут и было семейное зимовье – не было места ближе. От Чадабца 12 км, называлось «Степаначье» . Брошенное зимовье. В нем два раза охотился. Там хорошее место - охота хорошая была , но там были топи.
До Кутахты нет топей, но место хуже . Через топи проводили лошадей. Вьючное снимали, жердочки клали. Лошадей переведут, опять навьючивают. Завозили вещи, продукты, запасные чарки на целый месяц .

Едут с собаками, навьючились. Осенью заходил на охоту. Отец ехал последним. Собаки почувствовали белку. Взял тозовку, белку убил. Пока привязывал к поняге (вещмешок охотника), вышел медведь и на деда. И давай гонять вокруг большой сосны. Он стал кричать. Мужики услышали, недалеко уехали. Подбежали собаки и отогнали медведя. Иногда медведи заходили и в Мозговую. Как-то летом шло колхозное собрание, и в это время от церкви к конюшне шел медведь. Все повыскакивали, а он побежал, перепрыгнул забор, убежал. Кто- то схватил ружья, собак, но не догнали.


«К осени выходят крахали, уже большие, и долго не летают Выводок находился недалеко от мельницы. Отец приходит с работы и говорит: «Люська, готовь ружье, патроны, возле мельницы есть выводок – 9 штук.» Утром побежал туда к кустам, ждал полчаса или час, и выводок идет, и выстрелил из двухзарядки, была с затвором дробью. Это было японское ружье. Потом (уже у взрослого) разорвалась у меня в руке От взвода курка все нырнули и долго под водой долго держатся и вынырнули далеко и улетели. Приходит домой – и говорю 9 штук сразу ранил, что тяжело взлетели. Отец объяснил, что долго не летают».

Несмотря на то, что жили в тайге, надо было разрешение на охоту получать. Стоило не много, но и таких денег не хватало. Приходилось как-то хитрить. Власть знало про это и устраивали облавы, пользовались услугами стукачей.

«Доказали как-то на отца, что мясо добыто. Пришел милиционер с понятыми. А на листах была разложена печень сохатинная, почки, сердце. Курицы зашумели, а мама говорит: «собака куриц гоняет» выбежала из дома, а сама всё мясо в зерно в сусеки спрятала. Искали в погребе. А в погребе были плахи толстые, они разботели. Милиционер нажал на плаху, чтобы придавить, она раскололась напополам и вдоль на две половины. Ничего не нашли. В другой раз пришли еще снег был. Было два сарая. К нему присыпали снег, отец изнутри доски вытащил, подкопал, и туда целого сохатого спрятал. Доски на место, а сохатый в снегу, и не видно. Опять же не нашли.
Один раз Иннокентий Антипин и отец пошли для колхоза добыть сохатого. Поехали в Чириду, как будто мельницу ремонтировать, и собаки взяли. Собаки облаяли сохатого, а отец сделал к тому времени ружье со стволом винтовым. Стояла матка и бык сохатый, отец выстрел и одним выстрелом убил обоих. Приехали домой взяли две лошади, поехали за мясом. Иннокентий уехал вперед а отец запоздал. На маленькой речке народ почти не жил и отец в колхозные амбары мясо сгрузил. И лыжи комасинные, и ружье туда же. А бывшая жена Иннокентия побежала в Кежму, в милицию, не поленилась бежать 12 км. Приехала милиция, дверь выбили – все лежит. Погрузили и увезли. А Иннокентий успел спрятать и потом сдал в колхоз , а планировали одного себе, другого в колхоз. Ружьё у отца было необычное. Оно было нарезное. Очень большая убойная очень большая, пробивало баню две стен на вылет. Отец ценил это ружье. Лежало в милиции и заржавело, милиционеры не могли его открыть и приехали к отцу чтобы открыл – «отдай ружье, я открою» но они не отдали. Так и пропало ружье. За этот случай судили отца, присудили ему 25 процентов от трудодней в течение полугода в счет государства. Но колхоз взял штраф на себя и с отца ничего не высчитывали. Такую схему использовали неоднократно, когда колхозник частным образом добывал мясо и отдавал в колхоз. Мясо раздавали людям или устраивали бесплатные обеды. Делали это, чтобы не платить за лицензию, ни в какие протоколы не вносили. Чаще это делали в сенокос или уборочную потому, что были массовые работы и народ надо было кормить».

«Зимой 1943 учился в школе и взял тозовку у отца, посмотрел петли – попал заяц, с пели снять не смог, вместе с петлей через плечо ,так и поехал . На лыжах катился мимо конторы – другого хода не было А в это время два милиционера приехали стоят и ждут у дверей:
- А ну-ка иди сюда! Захожу, лыжи, палки оставляю на улице.
- Давай тозовку, зайца
- – Не отдам! –идите за отцом! Марья Косолапова, сторож и уборщица в конторе. Ей говорят – идите, зовите отца, он в мастерской работает! Милиционеры зашли к председателю колхоза. Марья говорит: «иди!» Я выбежал с тозовкой и зайцем, схватил лыжи и бежать. Отец приходит, ему говорят
- Николай Миронович, как же так? С тозовкой такой пацан, никому ничего не давал. Не положено ребенку с ружьем. Он говорит а какой ребенок? Вышли в приемную – никого нет. Но больше они не приходили
Не поехал в Аксеново во время войны. С райкома ездили на перекладных . Доехал работник до Мозговой, надо дальше вести в Аксеново. Жеребцы стояли в конюшне, но взрослых никого не оказалось. А я видел, что он пьяный.
- Он пьяный, не поеду. Отец снимает ремень, я на печь. Мама подбегает:
- Ты, что ночью заставляешь ребенка?
Отец и отстал. Так и не поехал»

Войну объявили. Собрали народ в конторе и сообщили.
Народ плачет, в это время бежал табун лошадей, пробежали через Мозговую, что раньше никогда не делали.
Перед войной сильная гроза амбар, двухэтажный раскрыло.
Сводок с войны не знали, радио не было. Пользовались слухами и новостями от приезжих.

Отца папы призвали 19 июня 1943 года в возрасте 47 лет. Отец уходил из дома, говорил: – «больше не вернусь». Повезли в Кежму на карбазе, папа поехал вместе с ним. Дед лежал в карбазе, плакал, женщины пели старинные песни. Карбаз тянули на лошадях. Жили дня три у сестры Улиты. Не было казарменного положения. В Красноярск повезли на илимках . Отец погиб в первом же бою на Курской дуге.

На Парусах в Мозговой ходили. У Ульяши Семеновой (сестры мамы отца) на лодке был парус. Одна мачта и управлялась веревками. Как-то у Федугиного ручья порыв ветра, и их перевернуло. Парус ставили так - временно делали крестовину в лодке. Обыкновенной парус регулировали веревками. Парус из брезентовой ткани сшивали, или с мешков из льна. Мачта до 3 метров, из сосны. Моторов не было. Гораздо чаще тянули бечевой. Шест в нос закрепляют с наклоном. Помимо лодки идет, чтобы соотносить с лошадью на берегу. Ходили до мыса Обродный. Его обродили люди или обродили лошади по брюхо, до седла или когда большая вода то лошади по берегу, а люди сматывали бичеву и на шестах .
Летом ходили босиком, взрослые в черках летних. Черки шили из камаса или из кожи, внутрь для утепления шерстянные носки, а потом из собачины, и портянки, шерсть из овец.

У Мозговой была большая связь с Ванаварой. Это источник пушнины - охотники эвенки и была звероферма на которой разводили песцов
Пушнину вывозил охотовед . А все товары завозили колхозники. Это была обязанность всех колхозов от Кежмы и выше по Ангаре. Ездили от зимовья до зимовья. Первая Кутахта – 33 км. Там площадка, распрягали лошадей и в стойло. Они потные все были. Зимовщики топили печку, а ямщики должны были сухое бревно привезти, а он пилил уже на дрова. Потом Чадобец и зимовщик 25 км Новенький 27, около 30 Аян. Потом Тетеря и Ванавара. Обратно порожняком, отдельные зимовья проезжали. Груз на лошадь - 200 кг - мука, сахар, табак, какие-то коробки. В Мозговой амбар с подтаварником. На илимках привозили груз и останавливались напротив. Мужики грузили сахар по 60 кг, пацаны управляли лошадьми. Сахар из мешка подсыпали, для делали дырку гвоздем. Сколько в карман войдет, столько и брали. Когда едут в Ванавару ямщиками сено кладут на дно, чтобы кормить, а мешки с товаром кладут уже на сено. Ямщик на 4 лошади.
Оглобли когда стягиваешь между ними припон из мешков. Насыпали овса для лощадей. Папа начал ходить ямщиков в Ванавару в возрасте 16 лет. Это очень тяжелый труд, потому как ямщик, года лощадь с грузом практически не садится на воз, а идет пешком. И только когда спуск по гору тогда только и садится. Не садились ещё и потому, что были большие морозы, сидя сразу замерзал. У лошадей норки обмерзали и они не могли дышать. Приходилось останавливаться, снимать руковицы и голыми руками при температуре 45-50 градусов отогревать. До Ванавары доходили за 5 дней, обратно за четыре. Однажды чуть не отстал. Ехал последним ямщиком. Сел на третью лошадь, за ним была четвертая, она далеко отстала потому как лошади не привязывались. Решил её подогнать, с саней слез и пошел навстречу к ней, она рванули и мимо дороги, мимо папы и он остался на дороге. Ехали уже порожняком, двигались довольно быстро. На папе были унты из собачины, ходить в них неудобно их одевали сверх обуви только когда ехали и шуба и сверху доха из собачины. Такое сложное одеяние для езды, когда ехали порожняком. Сначала пытался бежать, но не догнать и пошел спокойным шагом. Прошел километров десять. Ямщики хватились, что человека нет, развернули одну лошадь , поехали навстречу и забрали.

Как немцы приехали
Приехали уже после повторного переселения после в 1944 году. Прислали семьями, по-русски говорили плохо. Приехали с вещами на машине с Кежмы, было около 10 семей. Эмилия Штромбергер (будущая жена брата Михаила) приехала не сразу, работала домработницей у секретаря райкома партии. Не видели видимо партийные деятели в них врагов, если доверяли свои семьи. Приехали из Казахстана куда были сосланы с Саратова. Сразу стали работать в колхозе, все сосланные были рабочих специальностей.
Литовцов было очень мало. В Мозговой было семьи четыре. В основном они были в Болтурино, работали в леспромхозе. Много их умирало, так как одеты не для Сибири. Одежда была плохая, были даже в деревянной обуви. Один мужик в кирзовых сапогах, портянок накрутит, но всё равно холодно. Крепкие ребята, в основном одинокие. Все уехали, как позволили - в начале 60 –х . Немцев и литовцев воспринимали как беженцев, а не как пособников.

«Михаил пришел раненый потом работать в колхозе на тракторе, получал пшеницу, и всегда с этого времени был хлеб у нас. Разрабатывали лиственницы на Марьюшкиной елани – привозил на дрова были очень большие стволы. Пилой не перепилить и по 2 – 3 дня пилили одну чурку с Машей (сестрой). Однажды пилили, Тоня дразнилась в окне, схватил говяш и бросил, махнул вместе с рукавицей. Говяш влетел в окно и разбил окно, а стекла не было окна были одинарные. Какой то мужик заколотил фанеркой и долго не было стекла.
Хлеба не было. Ручную швейную машину отвез в Аксеново и поменял на мешок муки. Аксеновские хитрили, когда весной и осенью в ледоход. В это время прятали хлеб в лесу. Срублены были амбары, а когда приезжали уполномоченные, ходили, искали но ничего не было. А когда ледоход неделю идет они мололи и раздавали между собой и поэтому жили с мукой всегда. Хлеб был у них белый Никогда не предавали друг друга.
Ходили ямщиками и с Аксеново, и заезжали в Мозговую отдохнуть, по 2 – 3 ямщика. У них на возу калачики хлеба, а мама бежит у Лаверовых занимает хлеба. Калачики никогда не давали, а навоз после них убирать надо, и хлеб занятый после отдавать надо.
Один раз смотрю: у них в мешке несколько калачиков, я развязал мешок и вытащил, калачик за пазуху, и в амбаре спрятал. Суворов и Окладников ехали в Ванавару Не знаю, кто он такой. Везли опаленную свинью, и не один раз от неё резали. На санях она лежала,я тоже кусок отрезал мяса. Не надо было, просто попробовать, у нас мясо было всегда. На крыше, на четырехскатной, по карнизу были развешены куски мяса- ноги, голова – свежие, замороженные»

Папа с раннего возраста работал в колхозе. В 12 лет боронил. Вася Китик , молодой парень был групповодом, потому что не все могли залезть на лошадь. У него было 4 – 5 лошадей. Он садил на лощадь. Седел не было, были только потники. Снопы возили. Кругом копны объедешь, женщины вокруг копны веревку охватят и к хомуту второй конец. Подвозишь к зароду, а мужики дернут петлю, копна осталась.
Работал в колхозе, потом в МТС (формально: не в колхозе) до самого призыва в армию.